Многообразие, субъектность, мобильность

Три управленческих вызова небольших поселений: растущая дифференциация, дефицит субъектности и низкая мобильность населения. На круглом столе по основным направлениям экспертной работы с малыми территориями в 2019 – 2020 гг., руководитель группы ЦИРКОН Игорь Задорин рассказал о том, как можно на них ответить.

Главный фактор, который следует учитывать при разработке программ развития малых территорий, – это их растущая дифференциация. Рост социального разнообразия – общий мировой тренд. Во всем мире и в нашем обществе растет фрагментированность, мы становимся все более и более разными.

На чем, в связи с этим следовало бы сфокусироваться? В первую очередь, необходимо учесть разнообразие малых территорий в нашем законодательстве. Сейчас статус муниципального образования один, а должно быть несколько разных статусов с разными возможностями и полномочиями. Сельское поселение в Магаданской области, поселок в Подмосковье, деревня в Курской области, село на Кавказе – это очень разные условия и смыслы существования. Надо, чтобы это нашло отражение в законодательстве.

Второе. Учет интересов, особенностей, ресурсов и потенциала каждого отдельного малого поселения во многом зависит от субъектности (самостоятельности), которой большинству малых территорий, к сожалению, не хватает. Это фундаментальный вопрос. Мы как консультанты, приезжая в разные поселения, начинаем говорить местным людям разные умные слова, рисовать разного рода концепции развития, и все время утыкаемся в одну и ту же проблему. На все наши предложения и «рекомендации» нам говорят: «мы не можем этого». Причем, они «не могут» по очень разным причинам, но большинство из них можно описать как отсутствие трех фундаментальных компонент субъектности.

1. Настоящий субъект, актор, агент изменений (назовите, как хотите) должен осознавать свои цели и интересы. Кажется, что это вроде бы просто и очевидно, но у многих поселений, а точнее местных сообществ, такого осознания нет. И, кстати, даже сама постановка вопроса о целях и интересах малого поселения кажется неожиданной, настолько локальные сообщества не чувствуют себя самостоятельными.
2. Субъект должен обладать ресурсами для достижения своих целей, реализации интересов. Здесь вообще ступор. На местах ресурсов, как правило, нет. Счастье, когда находится какой-то местный социально ответственный предприниматель или внешний инвестор, которые по каким-то одному ему известным причинам решили вложиться в эту территорию. Счастье, когда в селе находятся хотя бы несколько активных людей. Но, как правило, пока единственный ресурс малого поселения – природа, да и та без людей не ресурс.
3. Субъект должен быть активным. Мало понимать свои интересы, мало иметь ресурсы в виде той же природы или привлекательной истории. Надо иметь волю и надо действовать. Хоть что-то делать самим.

Низкая субъектность местных сообществ – это фундаментальная проблема всего российского государственного устройства. Мы уже 20 лет все время откладываем перенос ресурсных полномочий вниз, на муниципальный уровень, внедряя вместо этого вертикальное интегрированное иерархическое управление. В то же время наше исследование «территорий трезвости» показывает, насколько даже совершенно ерундовое полномочие определять расстояние точки продажи алкоголя до социально важных мест (и в целом поселения), переданное вниз на уровень местного самоуправления, просто радикально изменяет в лучшую сторону состояние жизни в сельском поселении. А что будет, если мы все-таки побольше дадим тем, кто способен эти полномочия принять? Да это будет просто взрыв позитивной народной энергии и социального творчества. То есть порой не надо денег, надо просто дать права.

Третье. Пространственное развитие страны в целом и малых поселений в частности существенным образом упирается в низкую мобильность нашего населения. Здесь очень много исторических причин: территориальная прописка и привязка к ней социального обеспечения и социального статуса, ориентация на частное («собственное») жилье и неразвитость рынка арендного жилья, психологическая привязанность к месту (культура «где родился, там и пригодился») и т.д. и т.п.

Недавно на стратегической сессии Общероссийского гражданского форума мы обсуждали тему счастья и благополучия в городах. Помимо прочего пришли к выводу, что субъективное восприятие счастья и благополучия очень существенно зависит от возможности человека жить там, где он хотел бы. И дискомфорт очень часто возникает оттого, что «хорошо там, где нас нет». Причем, нередко это встречные потоки – горожанин в возрасте хотел бы выехать на село (с недорогим, но приемлемым уровнем комфорта и без всяких городских «прибамбасов», которые ему уже не нужны), молодой селянин хочет в город со всеми его прелестями. Они оба хотели бы переехать, но не получается из-за обилия барьеров, в т.ч. выше перечисленных. Помню, как во время мирового экономического кризиса 2008 года на одном круглом столе обсуждали различия в кризисном поведении российских и американских граждан. Американцы, как говорили тогда эксперты, в случае потери работы и/или доходов в одном месте моментально вещички собрали, быстро перебрались из одного штата в другой, где, либо работа есть, либо жизнь дешевле. У нас будут вынуждено терпеть все беды там, где они их застали. Да что там «из штата в штат», у нас даже внутри одного большого города переезд равен трем пожарам.

Поэтому снижение барьеров для территориальной мобильности я рассматриваю как один из потенциалов развития малых территорий – он будет способствовать перетокам человеческого капитала в места, которые имеют больший потенциал развития и, соответственно, давать им импульсы для этого развития.